Неточные совпадения
Лука Лукич (летит вон почти бегом и говорит
в сторону).Ну слава богу! авось не заглянет
в классы!
Надо брать пример с немцев, у них рост социализма идет нормально, путем отбора лучших из рабочего
класса и включения их
в правящий
класс, — говорил Попов и, шагнув, задел ногой ножку кресла, потом толкнул его коленом и, наконец, взяв за спинку, отставил
в сторону.
Самгину приходилось говорить, что студенческое движение буржуазно, чуждо интересам рабочего
класса и отвлекает молодежь
в сторону от задач времени: идти на помощь рабочему движению.
Я выдумал это уже
в шестом
классе гимназии, и хоть вскорости несомненно убедился, что глуп, но все-таки не сейчас перестал глупить. Помню, что один из учителей — впрочем, он один и был — нашел, что я «полон мстительной и гражданской идеи». Вообще же приняли эту выходку с какою-то обидною для меня задумчивостью. Наконец, один из товарищей, очень едкий малый и с которым я всего только
в год раз разговаривал, с серьезным видом, но несколько смотря
в сторону, сказал мне...
Вверху стола сидел старик Корчагин; рядом с ним, с левой
стороны, доктор, с другой — гость Иван Иванович Колосов, бывший губернский предводитель, теперь член правления банка, либеральный товарищ Корчагина; потом с левой
стороны — miss Редер, гувернантка маленькой сестры Мисси, и сама четырехлетняя девочка; с правой, напротив — брат Мисси, единственный сын Корчагиных, гимназист VI
класса, Петя, для которого вся семья, ожидая его экзаменов, оставалась
в городе, еще студент-репетитор; потом слева — Катерина Алексеевна, сорокалетняя девица-славянофилка; напротив — Михаил Сергеевич или Миша Телегин, двоюродный брат Мисси, и внизу стола сама Мисси и подле нее нетронутый прибор.
В Богословском (Петровском) переулке с 1883 года открылся театр Корша. С девяти вечера отовсюду поодиночке начинали съезжаться извозчики, становились
в линию по обеим
сторонам переулка, а не успевшие занять место вытягивались вдоль улицы по правой ее
стороне, так как левая была занята лихачами и парными «голубчиками», платившими городу за эту биржу крупные суммы. «Ваньки», желтоглазые погонялки — эти извозчики низших
классов, а также кашники, приезжавшие
в столицу только на зиму, платили «халтуру» полиции.
В этот день он явился
в класс с видом особенно величавым и надменным. С небрежностью, сквозь которую, однако, просвечивало самодовольство, он рассказал, что он с новым учителем уже «приятели». Знакомство произошло при особенных обстоятельствах. Вчера, лунным вечером, Доманевич возвращался от знакомых. На углу Тополевой улицы и шоссе он увидел какого-то господина, который сидел на штабеле бревен, покачивался из
стороны в сторону, обменивался шутками с удивленными прохожими и запевал малорусские песни.
Он тогда стоял на палубе по одну
сторону сходни, а по другую стоял юнга, ученик мореходных
классов, тонкий, ловкий и стройный
в своей матросской курточке мальчишка, подвижной, как молодая обезьянка.
Таковы выгоды и невыгоды с обеих
сторон для человека из богатых
классов, для угнетателя; для человека же бедного рабочего
класса выгоды и невыгоды будут те же, но с важным прибавлением невыгод. Невыгоды для человека из рабочего
класса, не отказавшегося от военной службы, будут еще состоять
в том, что, поступая
в военную службу, он своим участием и как бы согласием закрепляет то угнетение,
в котором находится он сам.
— Что делать? Ведь вы — классный чиновник да еще, кажется, десятого
класса. Арифметику-то да стихи
в сторону; попроситесь на службу царскую; полно баклуши бить — надобно быть полезным; подите-ка на службу
в казенную палату: вице-губернатор нам свой человек; со временем будете советником, — чего вам больше? И кусок хлеба обеспечен, и почетное место.
Юлия Филипповна. Я не возражала. Не знаю… не знаю я, что такое разврат, но я очень любопытна. Скверное такое, острое любопытство к мужчине есть у меня. (Варвара Михайловна встает, отходит шага на три
в сторону.) Я красива — вот мое несчастие. Уже
в шестом
классе гимназии учителя смотрели на меня такими глазами, что я чего-то стыдилась и краснела, а им это доставляло удовольствие, и они вкусно улыбались, как обжоры перед гастрономической лавкой.
В зале третьего
класса и на перроне царил ужас. Станция была узловая, и всегда, даже ночью, были ожидающие поездов, — теперь все это бестолково металось, лезло
в двери, топталось по дощатой платформе. Голосили бабы и откуда-то взявшиеся дети.
В стороне первого
класса и помещения жандармов трещали выстрелы. Саша, несколько шагов пробежавший рядом с незнакомым мужиком, остановился и коротко крикнул Колесникову...
От этого, с одной
стороны, вследствие решительного отсутствия золотой и крупной серебряной монеты, правительство встречало немаловажные затруднения
в своих финансовых оборотах, особенно заграничных; с другой
стороны, от недостатка мелкой разменной монеты много терпел бедный
класс народа (Устрялов, том III, стр. 353).
Правда, впоследствии, когда пение становится для высших
классов общества преимущественно искусством, когда слушатели начинают быть очень требовательны
в отношении к технике пения, — за недостатком удовлетворительного пения инструментальная музыка старается заменить его и является как нечто самостоятельное; правда, что она имеет и полное право обнаруживать притязания на самостоятельное значение при усовершенствовании музыкальных инструментов, при чрезвычайном развитии технической
стороны игры и при господстве предпочтительного пристрастия к исполнению, а не к содержанию.
Однажды перед приходом учителя
в наш третий
класс, помещавшийся во второй палате, широкоплечий Менгден без всякой с моей
стороны причины стал тузить меня.
У длинного крашеного стола с подъемными крышами на обе
стороны и соответственными рядами неподвижных скамеек мне указали место, которое я мог занять своими тетрадями и письменными принадлежностями, причем я получил и ключ от ящика
в столе. Снабдив меня бумагой для черновых и беловых тетрадей, директор выдал мне и соответственные моему
классу учебники. Книги эти помещались на открытых вдоль стены полках.
Из
класса со свистом и гиканьем выскочило человек десять с Квадратуловым во главе. Сысоев бросился от них, точно заяц, преследуемый собаками, весь скорчившись, неровными скачками, спрятав голову между плеч и поминутно оглядываясь. За ним гнались через обе залы, и только тогда, когда он с разбегу влетел
в «дежурную», преследователи так же быстро рассыпались
в разные
стороны.
Пришел Грузов, малый лет пятнадцати, с желтым, испитым, арестантским лицом, сидевший
в первых двух
классах уже четыре года, — один из первых силачей возраста. Он, собственно, не шел, а влачился, не поднимая ног от земли и при каждом шаге падая туловищем то
в одну, то
в другую
сторону, точно плыл или катился на коньках. При этом он поминутно сплевывал сквозь зубы с какой-то особенной кучерской лихостью. Расталкивая кучку плечом, он спросил сиплым басом...
По левую
сторону рекреационной залы тянулись окна, полузаделанные решетками, а по правую стеклянные двери, ведущие
в классы; простенки между дверьми и окнами были заняты раскрашенными картинами из отечественной истории и рисунками разных зверей, а
в дальнем углу лампада теплилась перед огромным образом св.
Гораздо более заслуживают его внимания, с одной
стороны, — права рабочих
классов, а с другой — дармоедство во всех его видах, —
в печальном ли табу океанийских дикарей,
в индийском ли браминстве,
в персидском ли сатрапстве, римском патрицианстве, средневековой десятине и феодализме; или
в современных откупах, взяточничестве, казнокрадстве, прихлебательстве, служебном бездельничестве, крепостном праве, денежных браках, дамах-камелиях и других подобных явлениях, которых еще не касалась даже сатира.
Что бы ни доказывали все подобные факты, мы оставляем их
в стороне; мы заговорили о пороках и преступлениях и потому, не выходя из этой колеи, укажем только на уголовную статистику низших
классов нашего народа.
И это не удивительно: с одной
стороны — надобность трудиться для своего обеспечения понимается простыми людьми гораздо живее и осуществляется легче, нежели
в высших
классах общества, которых члены наделяются достаточным запасом материальных удобств еще прежде своего рождения; об этом мы говорили много, разбирая рассказ «Маша».
Из сеней довольно крутая лестница вела
в верхнее жилье, состоявшее из восьми или девяти комнат,
в которых с одной
стороны жил содержатель пансиона, а с другой были
классы.
Дело было на одной из маленьких железнодорожных ветвей, так сказать, совсем
в стороне от «большого света». Линия была еще не совсем окончена, поезда ходили неаккуратно, и публику помещали как попало. Какой
класс ни возьми, все выходит одно и то же — все являются вместе.
Цвибуш, уверенный, что Илька не согласится, стоял
в стороне и улыбался. Илька не согласится! На все подобные предложения она всегда отвечала до сих пор отказом. Она нравственная девушка. Но каковы были его испуг и удивление, когда Илька, звонко захохотав, вошла
в вагон первого
класса; она вошла и из окошка кивнула отцу…Отец побежал к ней.
Это многих возмутило и показалось капризом со
стороны Саши, но Иосаф Платонович сам сознался матери, что он писал
в стихах ужасный вздор, который, однако, отразился вредно на его учебных занятиях
в классе, и что он даже очень благодарен Саше за то, что она вернула его к настоящему делу.
Все реформы
в положении рабочих
классов вызывают со
стороны буржуазных
классов крики о нарушении свободы, о насилии.
Все двери, ведущие
в дортуары остальных
классов и
в комнаты классных дам, расположенные по обе
стороны длинного коридора, были плотно заперты.
В длинном коридоре, по обе
стороны которого шли
классы, было шумно и весело. Гул смеха и говора доносился до лестницы, но лишь только мы появились
в конце коридора, как тотчас же воцарилась мертвая тишина.
На церковной площадке весь
класс остановился и, как один человек, ровно и дружно опустился на колени. Потом, под предводительством m-lle Арно, все чинно по парам вошли
в церковь и встали впереди, у самого клироса, с левой
стороны. За нами было место следующего, шестого
класса.
Первый урок был батюшкин. Я узнала это за столом,
в то время как с трудом заставляла себя выпить жидкий, отдающий мочалою чай и съесть казенную сухую булку. Узнала и то, что Закону Божию все учились прилежно и что дружно «обожали» батюшку, относившегося равно отечески-справедливо ко всему
классу. Сегодня меня, казалось, оставили
в покое, только рыженькая Запольская сердито-насмешливо бросила
в мою
сторону...
Ругательное слово крикливо раздалось по всему
классу. Теркин схватил его за шиворот и
в полуоткрытую дверь вышвырнул
в коридор, где тот чуть не расшибся
в кровь, упав на чугунные плиты. Но тот не посмел бежать жаловаться — его избили бы товарищи; они все стали на
сторону Теркина, хотя и знали давно, кто он, какого происхождения…
Длинный, длинный коридор, по обеим
сторонам которого высокие, большие двери с надписями: «библиотека», «музыкальный
класс», «репетиционная»…
В самом конце, над дальней дверью, небольшой образ, здесь домовая церковь.
Он бросился
в другую
сторону и целые дни, не посещая
классов, проводил
в монастырских церквах.
Кинулась я на десяток других
сторон страждущей жизни, на покинутых детей, на старух и стариков, на нищету
в рабочем
классе, на пьянство, на запой…
В то время, когда он подошел, обе половины тела лежали уже
в стороне от полотна, и кондуктор нес уже добытый им старый чехол с дивана вагона первого
класса, чтобы прикрыть покойную.
В общем вагоне первого
класса «для курящих» по разным углам на просторе разместились: старый еврей-банкир, со всех
сторон обложившийся дорогими и прихотливыми несессерами; двое молодых гвардейских офицеров из «новоиспеченных»; артельщик
в высоких со скрипом с сборами сапогах, с туго набитой дорожной сумкой через плечо; худощавый немец, беспрестанно кашляющий и успевший уже заплевать вокруг себя ковер на протяжении квадратного аршина, и прехорошенькая блондинка, с большими слегка подведенными глазами и
в громадной, с экипажное колесо, шляпе на пепельных, тщательно подвитых волосах.
Щелкнув шпорами, пристав с достоинством отходит.
В публике угрюмый шепот и разговоры. Ремесленник, расположение которого снова перешло на
сторону Карауловой, говорит: «Ну, теперь держись, баба! Зубки-то начистят — как самовар заблестят». — «Ну это вы слишком!» — «Слишком? Молчите, господин: вы этого дела не понимаете, а я вот как понимаю!» — «Бороду-то где выщипали?» — «Где ни выщипали, а выщипали; а вы вот скажите, есть тут буфет для третьего
класса? Надо чирикнуть за упокой души рабы божьей Палагеи».
— На том пространстве, которое вам угодно было отмежевать Польше, вижу я только с двух концов цепи два далеко разрозненные звена — два
класса: один высший, панский, другой — низший, крестьянский. С одной
стороны, власть неограниченная, богатство, образование, сила, с другой — безмолвное унижение, бедность, невежество, рабство, какого у нас
в России не бывало. Вы, Михайло Аполлоныч, долго пожили
в белорусском крае, вы знаете лучше меня быт тамошнего крестьянина.
И потому освобождение русского народа от развращающего влияния узаконенного преступления — со всех
сторон дело огромной важности. И освобождение это произойдет не тогда, когда будут изъяты от телесного наказания кончившие курс, или еще какие-нибудь из крестьян, или даже все крестьяне, за исключением хотя бы одного, а только тогда, когда правящие
классы признают свой грех и смиренно покаются
в нем.
С этих пор прошло пять лет жизни тихой и совершенно счастливой, и когда писательский сын был уже
в третьем
классе гимназии, Апрель Иваныч вдруг стал сбираться к родным
в свою «поляцкую
сторону» и, несмотря на многие неудобства, уехал туда грустный, а возвратился еще грустнее, и как раз
в это самое время пришло ужасное письмо от Зинаиды Павловны, возвещавшей Праше, что она живет тем, что чистит ягоды для варенья и что бог тогда же давно дал ей «двойку зараз, мальчика и девочку».